Анна Сексяева
«Дело о пропавшем Холодце»

— Горчичка! Просыпайся! Холодец пропал!
— Ну, Хре-е-енни! Дай поспа-а-ать, ночь на дворе.
— В холодильнике всегда ночь, пока дверь не откроют. Про-пал-Хо-ло-дец!!! — проскандировал
острый соус Хрен Столовый.
Его подруга никак не могла проснуться:
— До новогоднего стола еще уйма времени. Дай поспа... Что-о-о-о? Как пропал?! Куда?!
— Не знаю, но его нигде нет. А это значит, что мы не попадаем на новогодний стол. Нам нужно найти того, кто избавился от Холодца.
— А что мы ему скажем? И как ты ищешьего быть? — спросонья Горчица путала слова.
— Составим список подозреваемых. Опросим всех, кто и когда в последний раз видел Холодец. Кто будет юлить, того дожмем. Горчица знала, что без Холодца их на столе никто не ждет. И что новогоднюю ночь они с Хреном проведут в холодильнике.

Вместе с другими непраздничными продуктами. Пожалуй, с них и можно было начать опрос свидетелей. Кому еще, как неновогодним, было выгодно избавиться от желеобразного гвоздя гастрономической программы.

Первым делом они отправились к Йогурту. Тот оказался мудрым старцем с истекшим сроком годности. Он знал, что скоро его выселят из холодильника, и смиренно ждал своей участи. Ничего разумительного сыщики не добились. На вопрос про алиби Йогурт зачитал им свою этикетку, но не всю, а тот отрывок,
что на казахском языке. Окончательно вычеркивать его из списка не стали, но поняли, что теряют время. И лишь когда они отправились на дальнейшие поиски, стуча друг об друга стеклянно-баночкиными бочками, старый Йогурт проскрипел:
— Улики в крупе ищите.
Крупа Гречневая, завидев сыщиков, зарыдала:
— Я не винова-а-ата-а-а!!! Его поставили с краю, он даже застыть не успел. А дверь опять открылась. Его кто-то толкнул сзади. И он упал. Бульон-то сразу на пол, а мясо в чашке осталось. Хозяйка ругалась жутко, бульон с пола вытерла, а мясо ко мне переложила. И теперь я Гречка-Холоде-е-е-ечка-а-а-а!!! Не быть мне новогодним блюдом никогда! — всхлипывала крупа горестно и очень жалостливо.
У Горчички даже в носу защипало. Но она быстро взяла себя в руки. Не почудилось им преступление.
Избавились от Холодца жестоко и хладнокровно. Но кто?
Горчичка спросила у Гречки:
— А помнишь, кто стоял рядом с Холодцом в момент падения?
Гречка резко закончила причитания:
— Нет. Не помню. Спала я. Темно было. Не видно. Не знаю. Идите. Уходите.
— Странная эта Гречка, — пожал плечами Хрен Столовый. — Пошли Майонеза расспросим. Он везде на Новый год, все видит, все слышит, все знает.
Майонез и впрямь был словно мажордом, управляющий холодильным новогодним хозяйством. Толстенький, полноведерный, всплеснул руками:
— Слышал я про вашу беду, ребятки. Но помочь не смогу вам. Уж поверьте, не до Холодца мне было. И сейчас не до него. У меня тут целый хор: салаты, бутерброды, соусы, маринады — все ко мне идут. Всем от меня-батюшки что-то надобно. Вы еще походите по непраздничным-то. Сосиски вон где-то были, Пельмени.

У Пельменей оказалось алиби. Они все время были в морозилке.

Красная икра для бутербродов, к той вообще не подкопаться — закрыта еще. Да и не было у нее причин сбрасывать Холодец. Стояли бы
вместе на столе. Как не было причин у Оливье, и Шубы, и Крабового.

Две высохшие Сосиски лежали на старом блюдце и с тоской глазели на новогодние приготовления. Рядом с ними стояли два наших сыщика и наблюдали. Праздничные все знали порядок выхода на стол, повторяли слова и танцевальные движения. Кто-то поправлял костюм, кто-то прическу. Майонез прикрикивал на своих пока еще не заправленных сотоварищей. Всеми владело чуть нервное веселье.
Дверь холодильника открылась, и все замерли в ожидании, когда же руки начнут доставать закуски.

Руки не торопились. Женский голос громко крикнул:
— Сережа, открой дверь, это Ивановы пришли. Я Иринке рассказала, что с Холодцом так все вышло, она пообещала свой принести, пятимясный какой-то.
— Э-то не-воз-мож-но-о-о-о-о!

Все устремили взгляды в сторону звука. Орал Майонез. С ним приключилась форменная истерика:
— Я не спал ночами, подслушивал через дверь все фильмы и шоу о преступлениях. Я придумал план. И он сработал. Я избавился от Холодца. И если бы не Ивановы... — Майонез зарыдал.
— Но зачем? — спросила его Горчичка. — Почему ты это сделал?! Ведь вы даже никогда не
пересекались за столом.
— Вот именно!!! — заорал Майонез. — Никогда. Ходил гоголем. Не поздоровается, головы не повернет. Тоже мне: белая кость, голубая кровь. А я же, я же всем, я везде, и меня все, и я всех, только не его, только не он, никогда он, никогда ему...
— Да он тронулся, ребят.
Тут руки подхватили Горчицу, Хрен и чужой нехозяйский женский голос сказал:
— Наташ, майонез не бери, я свой принесла, домашний.

Новогоднее застолье продолжалось. А в холодильнике Гречка с Майонезом вели терапевтическую беседу. Иногда их прерывал Йогурт.